Объявления о наборе молодежи на курсы шоферов я прочитал в октябре 1934 г . В тот же день написал и отправил по адресу, указанному в газете "Советская Сибирь", свое заявление, две фотокарточки, справку от колхоза. Через десять дней получил извещение о приеме и должен был немедленно выезжать к месту учебы. Колхоз меня не задержал, хотя я и был бригадиром и членом правления колхоза. В течение дня сдал все дела вновь назначенному бригадиру, восемнадцатого октября отбыл из Вассино и в тот же день прибыл в совхоз "Черепановский". До Новосибирска ехал на попутной машине совхоза "Политотделец", а от Новосибирска - поездом.
Девятнадцатого октября утром я впервые вошел в класс, где проходило знакомство курсантов с коллективом преподавателей и распорядком дня. Каждого курсанта обеспечили в общежитии койкой, матрасом и постельным бельем. А в общежитии нас было тридцать человек из разных мест западносибирского края, разных по опыту жизни, по состоянию.
На следующий день начались занятия: изучали устройство автомобиля по плакату. Я внимательно слушал, старался записать незнакомые слова - такие, как "карбюратор", "реле", "магнето", "ротор", "трамблер" и другие. После занятий шел в гараж к шоферам, чтобы они на машине показали все эти приборы: где они стоят, какую функцию выполняют. Вечерами старался записать в свой блокнот все, что видел и слышал от шоферов. Особенно охотно рассказывал все один, уже пожилой, шофер. Жаль, что забыл, как его звать, да теперь он, наверное, уже умер, а таким, как он, надо бы жить бесконечно.
Шли дни. Выходных я для себя не делал. Очень хотелось знать автомобиль от "а" до "я". Со временем учеба продолжалась непосредственно у автомобилей. Курсантам рассказывали и показывали все, что нужно делать шоферу. Примерно через месяц, после упражнений на стенде, мы стали ездить за рулем под присмотром инструктора, сидевшего рядом. Благодаря тому пожилому человеку, о котором сказано выше, к практической езде я уже почти был готов.
Он учил меня не только управлению автомобилем, но и правилам подготовки машины к работе.
Когда я впервые сел за руль ГАЗ АА с инструктором, тот спросил:
- Ты что, работал когда-то на автомобиле?
Я рассказал о своем добровольно наставнике, назовем его Петровым. Сделали мы круг с переключением с низшей скорости на высшую, инструктор сделал вывод:
- Всё, Москвин! Ездить можешь, - задал несколько вопросов и отпустил.
Правила уличного движения учили и в классе и во время вождения. За период учебы мы сдружились с сокурсниками. Никто из ребят не стоял в стороне от дела, всем хотелось больше знать, уметь делать то, чему нас учили. В апреле 1935 года, во время экзаменов, я справился с заданиями хорошо, получил права - настоящие, не стажерские! - и выехал домой.
В совхоз "Политотделец" прибыл в последней декаде апреля. Предъявил свое водительское удостоверение зав. гаражом Николаю Михайловичу Беляеву. Ознакомившись со мной и моими документами, он сказал:
- Приходи завтра с утра, - спросил, - Где живешь?
- В Вассино, около Курундусского моста, - ответил я.
Была распутица, возле Цыганской Согоры шло по балке большое половодье. Курундус шумел, лед хоть и прошел, но напор воды быль большой. Николай Михайлович, зная это, сказал:
- Ладно, не ходи, за тобой заедет Володя Болдин. Ты у него несколько дней постажируешься. А вообще тебе надо устроиться здесь, в совхозе, пока не спадет вода.
Утром я был готов к встрече с Болдиным, он не заставил себя долго ждать. В начале девятого часа я сел за руль, он - рядом, и я спокойно, как заправский шофер, повел ГАЗ АА. Володя только показывал дорогу. Так мы доехали до Тогучина, где машину поставили под загрузку мукой. Наставник ушел оформлять документы. На обратном пути я вновь вел автомобиль самостоятельно, Володя не вмешивался. В "Политотдельце" машину поставили под разгрузку около пекарни, потом еще раз сгоняли в Тогучин. Володя к рулю не прикасался, только травил анекдоты, были и небылицы из шоферской жизни.
 |
| ГАЗ-АА. На такой машине работал в то время мой отец |
Вечером, загнав машину под сарай, я почувствовал такую усталость - видимо, от напряжения и непривычки, что хоть тут же ложись. Володя сошел раньше, сказав:
- Поставишь машину - приходи в столовую, поужинаем.
Собравшись с силами, побрел на ужин, а после - к Володе в общежитие, тут и ночевал. Утром, после завтрака, нас в гараже встретил Николай Михайлович:
- Ну, как?
Володя понял вопрос, ответил:
- Можно доверять машину, водит хорошо.
Зав. гаражом подвел меня к ГАЗ АА, стоящему возле забора:
- Вот твой автомобиль, только сначала надо его отремонтировать. Машину загоним на яму - на неделю, не больше. Успеешь все сделать, чтоб машина ходила - твое счастье, не успеешь - будешь делать на улице. Инструмент получишь в инструменталке. Какие надо будет детали, помощь - не стесняйся, обращайся ко мне.
- Все ясно, - ответил я. - Первый вопрос: можем его сегодня поставить на яму?
- Сейчас мы это организуем.
Когда моя просьба была выполнена, Николай Михайлович сказал:
- Подготовь мотор к снятию. Отсоедини коробку передач, кардан, сними радиатор, сними кардан - все, что может помешать снятию двигателя, а завтра решим все остальное.
Я взял необходимый инструмент и приступил к работе. Возился долго, заржавевшие болты трудно поддавались. Пришлось применять зубило, но сделал все.
На дворе шел мелкий тихий дождь. Надвигалась очень темная ночь. Нужно шагать домой, в Вассино. Чувствовалась сильная усталость. В животе пусто. Я постоял в дверях гаража, посмотрел на эту черноту и решил пойти к Володе в общежитие. Володя не спал, читал книгу "На сопках Манчжурии" (Далецкий П.Л.На сопках Манчжурии. - М,1933. – О.Л.) В комнате он был один, хозяева двух других коек ушли на гулянку и вот-вот должны были подойти. Володя отложил книгу:
- Пойди, умойся. Жрать хочешь?
Я умылся, попил чаю, приготовленного моим приятелем, бросил на лавку свое пальтишко, Володину куртку под голову, лег и быстро уснул. Утром проснулся рано, умылся и пошел в столовую. Ребята еще спали.
Зав. гаражом уже сидел в своей конурке. Увидев меня, крикнул:
- А, это ты. Проходи, садись. Сейчас придут люди, снимем двигатель. Вместе с Сорокиным будете его ремонтировать. Хорошо присматривайся, что он станет делать. Это тебе в будущем сильно пригодится.
Пришли шоферы, моторист Сорокин - уже пожилой, грузный, с рыжими бровями человек, и Кудрявцев – авто-слесарь небольшого роста, житель Вассино. Я его знал, но близко с ним знаком не был. Когда сняли и поставили на стол двигатель, Сорокин сказал мне:
- Начинай разбирать, а я пойду за деталями.
Он долго не приходил. К его возвращению я снял с двигателя все оборудование, головку блока.
Перевернул двигатель и уже снимал картер. Моторист посмотрел на мою работу, молча помог мне с картером, а затем сказал:
- Снимай шатуны с поршнями и коленчатый вал, - и опять ушел.
У меня мелькнула мысль: "Сорокин специально не участвует в разборке двигателя, чтобы дать мне возможность приобрести практический опыт в этом деле". Вернулся он тогда, когда я уже все сделал и осматривал цилиндры.
- Что смотришь в утроб? - спросил он.
- Просто так. Смотрю, чтоб не было царапин на цилиндрах, - ответил я.
Он взял индикатор, проверил цилиндр: нет ли эллипса, показал, как надо разъединить шатун с поршнем. Вместе мы перенесли блок под сверлильный станок. Моторист занялся шлифовкой цилиндров, а я - разборкой шатунов. Так целый день сообща ремонтировали двигатель, пока не собрали его полностью. Сорокин показал мне, как заливать коренные и шатунные подшипники, как их подшебаршивать, как притирать клапаны, как регулировать их. Причем, работу выполнял я, а он показывал серьезно и деловито, как будто готовил себе замену.
Я до сих пор вспоминаю Андрея Алексеевича Сорокина, как дорогого мне наставника. Всю остальную работу над машиной я делал сам, иногда прибегая за советом к Николаю Михайловичу, завгару. С Кудрявцевым за все время, пока я ремонтировал газик, связи так и не было: он ко мне не подходил, и я его не приглашал. Через неделю автомобиль был готов для обкатки. Запустить двигатель вручную не удалось: вал туго проворачивался. Пришлось обкатывать мотор при помощи буксира, что и делали в течение двух часов вхолодную. Потом завели двигатель, и он работал еще два часа на средних оборотах. Еще день прошел в покраске, а на следующий я впервые самостоятельно выехал в рейс. Лето почти не стоял на ремонте и работал с утра до ночи. Что только я ни возил - внутри колхоза и района, и даже несколько раз ездил в Новосибирск.
И вот однажды я возил зерно в Тогучин, на элеватор. Разгрузившись, поехал домой, а через пять километров почувствовал, что мотор плохо тянет. Остановился, открыл капот и пришел в ужас. Мотор принял какой-то бордовый цвет, пахло гарью. Я схватил рукоятку и стал старательно проворачивать коленчатый вал, но усилия мои были бесполезными… Когда двигатель остыл, я спустился вниз к ручью, набрал воды, стал заливать ее в радиатор, а она потекла через краник. Тут я понял, куда делась вода из радиатора, и что стало причиной перегрева двигателя. Но как это произошло? Ни разу не было, чтобы вода уходила. Я закрыл краник и стал заводить двигатель, но вал вращался, как шарманка. Никакой компрессии! Значит, залегли кольца. Бросив бесполезное занятие, я сел в кабину и ушел в размышления: кому надо было подложить мне свинью, и с какой целью?
Вскоре подъехал ко мне Володя и, высунувшись из кабины, крикнул:
- Что стоишь, Ванюха?
Я вышел из кабины:
- Володя, возьми меня на буксир, мотор вышел из строя.
Приехали в гараж во второй половине дня. Сорокин сразу, как только увидел меня, подошел:
- Ты что, Ванюха, на привязи пожаловал?
Я знал, что меня ожидает тяжелый разговор с Николаем Михайловичем, но понимал, что последствия случившегося - еще хуже. У нас было мало машин, а спрос на них - большой. И когда зав. гаражом узнал о происшедшем, он подошел к машине, взял рукоятку, крутнул коленчатый вал, качнул головой, посмотрел на меня строгим взглядом и сказал:
- Ставь на яму! Готовь двигатель к снятию, - и ушел.
Я постоял некоторое время в раздумье, взял ключи и приступил к работе. Подошел Сорокин:
- Обожди. Не надо мотор снимать. Сними картер и головку блока. Посмотрим.
Я спустился в яму, слил масло. Вместе с Андреем Алексеевичем мы сняли все необходимое. Сняли и шатуны с поршнями. Сорокин, осмотрев их, сделал вывод:
- Подшипники в норме, а кольца в поршнях залегли, и затерло их алюминием. Придется менять поршни, зачищать цилиндры. Так мы и решили.
Подошел Николай Михайлович. Он был очень расстроен и на меня смотрел недружелюбно. Спросил у Сорокина:
- Ну что, здорово напакостил этот? - мотнув головой в мою сторону.
Моторист ответил, как есть.
- Так, - оживился Николай Михайлович, - значит, двигатель снимать не надо. Проверьте коренные. Поршни и кольца должны быть у тебя. Посмотрите эти кольца, может быть можно использовать, попробуйте их извлечь из канавок, - и ушел.
До вечера мы все это выполнили, на другой день собрали двигатель, я его завел и выехал с ямы. Зав. гаражом пригласил меня к себе в коморку, подвинул ко мне лист акта и сказал:
- Читай и подписывай.
Я взял ручку, обмакнул перо в чернильницу и поставил свою подпись пониже подписей Николая Михайловича и Сорокина.
Прошло дней десять. Выдавали зарплату. Приехав из рейса, я поставил газик на стоянку и отправился в контору. В кассе мне сказали, чтобы зашел в бухгалтерию. Главный бухгалтер Южаков достал акт, который я подписывал, и еще какой-то лист с цифрами, видимо, подсчет убытков, нанесенных мной:
- С вас, товарищ Москвин, взыскивается четыреста рублей за простой машины, за ремонт, за запасные части в пятикратном размере. Вот приказ. Прочтите и подпишите.
Я прочитал приказ директора, подписал и спросил:
- А за прошлое я могу получить?
- Идите в кассу, вам выдадут пятьдесят процентов вашей зарплаты. Так будете получать до конца взыскания полной суммы.
Через два дня Николай Михайлович утром пригласил меня к себе:
- Знаешь, Москвин, я решил посадить тебя на АМО-3. На ней ты сможешь быстрее рассчитаться с долгом.
 |
| Тот самый АМО-3, о котором речь идёт в этой главе |
На этой машине работал пожилой опытный водитель Яков Ильич Семенов. Он жил тут же, в поселке центральной усадьбы, имел семью четыре человека - кроме него и, видимо, не изъявлял желания ехать в командировку. Поэтому Николай Михайлович принял решение его машину отдать мне, а мою - ему. В тот же день мы поменялись, впридачу мне досталось командировочное удостоверение в Сибавтотранс города Новосибирска. На другой день рано утром я выехал в рейс, попутно загруженный металлоломом.
Время ноябрьское, дорогу покрыл первый в том году небольшой слой снега. Погода была пасмурная, но без осадков. Стоял слабый морозец. Через три часа я находился на разгрузке, на территории небольшого завода. Разгрузили быстро, выдали документ, и я поехал в контору автопредприятия. Механик проверил мою машину и распорядился поставить ее в ремонт у сварочного цеха. Главный инженер, уже пожилой человек небольшого роста, с копной седых волос и такими же седыми усами, подошел к моей машине, спросил - давно ли я работаю шофером, где окончил курсы, задал еще много вопросов, касающихся моей опытности и состояния автомобиля. Потом прошли мы с ним к мастеру по ремонту, и старик сказал тому, чтобы машину подготовили для работы в особых условиях.
- Закончить работу нужно завтра к концу дня.
Целый день мы готовили машину: проверили и отрегулировали тормоза, закрепили двухметровый металлический горный упор из толстого стержня, с концом, заостренным в виде вилки, и шарнирной проушиной для крепления к фаркопу. В это же день я заправил машину горючим и маслом, проверил и долил нигрол в коробку передач и задний мост.
Утром следующего дня колонна из двенадцати машин выехала для погрузки оборудования на станцию железной дороги. Мне погрузили станок, запечатанный в деревянный ящик. Путь лежал в Монголию через "Долину смерти", как ее называли шоферы, уже ездившие этой дорогой, далее по Чуйскому тракту через горные перевалы. Когда я впервые ехал через эту долину, представил себе, что остался здесь один. Стало даже жутко: ни одного дерева, только кустики травы перекати-поле, да сильный ветер и необозримый простор…
Перед перевалом колонна остановилась, мы опустили горные упоры и тронулись в путь с дистанцией сто пятьдесят-двести метров. Подъем не так крут, но он шел почти на всем протяжении вдоль реки Чуя, которая с высоты казалась ниточкой. Три рейса я по этому тракту сделал.
 |
Чуйский тракт. Заметьте, что ездил отец по нему ещё до того,
как его сдали в эксплуатацию в 1935 году.
|
В декабре вернулся домой, заработав больше четырехсот рублей, но на руки получил всего семьдесят пять, остальные пошли в погашение начета за аварию.
После ремонта снова гонял свой АМО по дорогам района.
Однажды в солнечный день я вез из Тогучина ящики с водкой - полный кузов для Вассинского сельпо. Перед выездом из базы райторга хорошо увязал груз и двинулся. Оставалось проехать не так уж много. Вот бугор, за которым мост, а дальше - уже недалеко. Поднявшись на бугор, увидел, что на мосту стоит повозка, окруженная людьми, а рядом лежит лошадь. Я нажал на тормоза - они не действуют. Поставил ручной тормоз на торможение, но скорость возрастала.
Пытался переключить скорость с высшей на нижнюю, чтоб затормозить мотором, но не сумел, да и расстояние от меня до моста было угрожающе близким. Направил автомобиль на столбики, стоявшие вдоль дороги, но столбики не задержали, и вместе с машиной я полетел с насыпи под откос. Машина перевернулась, качнулась и встала на колеса. Я вылез из кабины, увидел, как навстречу бегут люди от моста. Подбежав, один парень тронул меня за плечо, спросил:
- Цел?
Я был, видимо, в шоковом состоянии, смотрел вперед и вниз с обрыва, и молчал. Он тряхнул меня за плечи, повторил вопрос. Я поглядел на него с досадой:
- Цел! - и пошел вокруг машины, заглядывая в кузов и осматриваясь по сторонам.
Машина стояла в двух метрах от обрыва. Подошли мужики, предложили помочь выехать, но прежде, чем выезжать, надо было убрать глубокий снег с пути. Сначала я подумал, что это снег не дал автомобилю скатиться в пропасть, а когда машину откопали, увидел, что погнуты передняя балка и рулевая поперечная тяга. Понял, что без исправления дефекта мне не выбраться даже с помощью другой тяги. Посоветовавшись с людьми, пошел в деревню. Нашел кузнеца, уговорил их с молотобойцем за два литра водки помочь снять ось, выправить и поставить на место. Когда машина была сделана, с помощью трактора "Харпер" и той же водки - в качестве платы трактористу - я выбрался из этой ловушки на ровное место и осмотрел машину, чтобы понять, почему не сработали тормоза. Оказалось, оборвана продольная тормозная тяга.
Домой приехал поздно, в сельпо никого не было. Я угнал автомобиль в гараж, ночевал в кабине, а утром поставил машину в сельпо под разгрузку. К счастью, все бутылки были целы. Не хватало четырех литров, пошедших в уплату за труды. Я погасил их стоимость с посудой и вернулся в гараж. О случившемся никому ничего не сказал, но вскоре об этом деле стало известно через районную газету. Кто-то описал это событие в точности от начала до конца. Я продолжал ездить, как обычно, а Николай Михайлович однажды придирчиво осмотрел мою машину и спросил, улыбаясь:
- Что же это ты молчал? Боялся?
- А что рассказывать? Для смеха, что ли? - ответил я.
- Но смех-то плохой, ведь ты был на грани гибели. Разве это смех?
На том и закончился наш с ним разговор, и я работал на АМО до марта 1936 года без приключений.
Комментариев нет:
Отправить комментарий