среда, 20 февраля 2013 г.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ. Воспоминания и дневники моего отца МОСКВИНА Ивана Уваровича.


После возвращения из Европы в 1946 году, отец еще несколько лет служил в армии - на Северном Кавказе, куда он забрал семью. 

После войны папа очень сильно болел: не пошёл ему климат Кавказа, куда он был командирован. Эта фотография сделана уже после демобилизации, накануне отъезда из Апшеронска
                                       Далее - фотографии кавказского периода, сделанные до 1953 года.


Папа, Женя, Неля, мама


Мои родители и старшие сестры с бабушкой

Фотография 1950-го года. Нижний ряд (справа налево) - Неля, папа, мама с новорожденной Галей на руках, папин брат Павел, Жена. Второй ряд - апшеронские соседи


Потом папа был комиссован по состоянию здоровья. В 1953 году, уже с тремя детьми, семья переехала на Урал, в Камышлов, где через год родилась я. Ниже – фотографии этого периода [О.Л.].


Мои сестры (справа налево) - Неля, Галя, Женя.
Фотография сделана до 1954 года


Снимок сделан в Камышлове, предположительно, в 1955 году. 
Верхний ряд - слева направо - дед Увар; Неля; дед Феофан; Женя; папа.
Нижний ряд - слева направо - папина родная сестра Антонина (см. в первых главах воспоминаний); моя сестра Галя, родившаяся в 1950 году; бабушка Лукерья - жена деда Феофана; я; мама.


ИЗ ПОСЛЕВОЕННОГО ДНЕВНИКА 1956 ГОДА.

19  ЯНВАРЯ.
Прочитал письмо, полученное от моего дяди, Москвина Феофана Константиновича. У нас с ним была как-то глупо прервана связь. Я потерял  адрес и не нашел путей восстановить ее. И вот - получаю письмо. Сколько горя, переживания надвинулось на меня в этот день. А радости - и конца нет! Я расскажу ему всю правду: почему не нашел времени посетить  их, или хотя бы написать. Причины всему этому были.

1.  Исключительно тяжелое материальное состояние семьи в связи со стройкой своего дома, хотя этот дом строится не от желания, а от необходимости. Жактовских квартир нет, а у частников жить - душа не переносит их эгоистических пережитков.
2.  Тяжелый и упорный труд. Ведь я приехал в Камышлов, имея при себе 18 рублей и 6 человек семьи. Стараюсь своими руками на свою зарплату, вот и судите. Материал приобретаю за счет питания и одежды, а строю за счет своего отдыха от труда на производстве, и так - третий год. 

Сегодня же пишу ему письмо, отложив свое занятие по русскому языку. Передо мной радиорепродуктор. Говорит Москва. Вспоминают Тогучинский район. Я прислушиваюсь! Это моя родина. Упоминают доярку колхоза им. Молотова Климову Ольгу, как знатную доярку. Знаю ее - такая чернявая, с быстро бегающими черными глазами, в юности когда-то носила черные тяжелые косы с заческой в прямой ряд.

Вспоминают Бусыгина Ивана Афанасьевича - бывшего секретаря райкома. Почему бывший? Его я тоже знаю. Он был мой товарищ детства. Мы вместе с ним учились, рядом жили, вместе щук и налимов в реке Курундус глушили по тонкому прозрачному осеннему льду. Учился он плохо, но был задават, имел гармошку. Был из семьи средних крестьян, водил дружбу с богатыми и средними одногодками. Отец его был пимокатом. Мать - добрая, кроткая женщина. И вот - парень вырос, стал уже секретарем райкома. Но кто же он теперь? Неужели не справился с "возом"? Неужели пошел на низ? А, может быть, пошел вверх? Если так - горжусь.

25  ЯНВАРЯ.
Покинул Камышлов. Через  два часа прибыл в Талицу, в командировку. Первым делом ознакомился с населенным пунктом. Выйдя с перрона, я без остановки прошел вокзал. Уже на улице остановился в размышлении: куда держать путь. Как всегда, намечаю план действий. 

С чемоданом и сумкой (с тормозной жидкостью) направился в дом приезжих. Это, прежде всего, ибо дом приезжих и гостиница - это жилье! Потом разыскал контору. Но, что странно, в этой конторе меня стали водить взад и вперед, вроде челнока ткацкого станка. И я был бы, конечно, челнок, если бы не имел своеобразный характер. Вот подхожу к секретарю (пожилая женщина и, наверное, несчастная. Жилистая, худая, но, как ни странно, кажется - бюрократическая) и она мне говорит: "Пойдите туда, пойдите сюда". Я и правда, как ни смешно, ходил, потом надоело. Попросил не мучить меня,  дать время отдохнуть. Спасибо, удовлетворила мое желание! А я недоволен. Но все, что нужно было - нашел.

Вечером я т. Рейтусу выразил свое решение, что он должен выбросить из головы попытки неподчинения. Он заикался и очень трудно произносил слова, но было понятно, что ему роднее анархия, чем подчинение. Характер его я знаю. Это тяжелый человек - в работе, но легкий - в жульничестве. Я не могу с ним работать. 

Наступал кульминационный момент: или я его окончательно пойму, как человека, или мы расстанемся. Специалист он относительный, а разлагатель первостепенный, и поэтому я им не дорожил. В нашем разговоре я подал ему руку союза, он не взял. Н.П.Часник подталкивала его к согласию, но он отказался, потому что хорошо знал мой характер, а быть верным обещанию он не мог быть по двум причинам: привык действовать вольно, эгоистически и, если идти ко мне, он должен был работать, а не говорить о своих заслугах, т.к. я никогда не признавал и не признаю прошлых заслуг. Мне нужен настоящий деятельный труд. Мы разъехались втихую. Не знаю, как он, и зла на него не имею.

27  ЯНВАРЯ.
Нервничаю. Времени нет для занятия. Сегодня взял в библиотеке произведения Ломоносова. Но где заниматься? Пришла неожиданная мысль заниматься в кабинете нач. строительства. Я собрал все необходимое и пошел туда. Будь проклят и его кабинет, и его подчиненные, и он сам! В результате в ночное время наскочил на доску с гвоздями, пропорол себе ногу. Тяну гвоздь из ноги, а, кажется, что тяну из себя жилы, но все же, при помощи силы воли и второй ноги, я вытащил этот гвоздь. Валенок смочен кровью. Дошел до  проходной, там оказали помощь. В ноге беспощадная боль, но боль - ерунда, желание заниматься  -  выше.  Когда у тебя есть желание - нет усталости. Нога страшно болит. Стиснув зубы, читаю произведение Ломоносова. Боль - временное явление. Труды Ломоносова - моя жизнь.

28 ЯНВАРЯ.
16.00. Раздается звонок телефона. Беру трубку. Говорит ст. лейтенант милиции Мудров.
- Ваша машина 96-91 стоит в милиции. Шофер Путинцев задержан. Задавил человека. Приезжайте.

Слушал я эти слова в трубку - волосы становились дыбом. Час тому назад Путинцев был у меня, машина исправная. Шофер трезв. Что за причина? - терялся я в догадках. Через час с Климентьевым выехал в Талицу. Захожу к дежурному. На лавке сидят два человека - свидетели этой трагедии. Они рассказали мне причину несчастья. Оба - шоферы Балаирского ЛПХ. Они были выпивши, и вели себя развязно, вызывающе - особенно один, симпатичный молодой парень. В присутствии работников милиции он говорил слова, оскорбляющие достоинство органов милиции:
- Нужно всю милицию передавить!

Говорил, что это не люди, а образы людские, что, якобы, у них нет ни сердца, ни души, что они самые последние подлецы. Видя, что словами работников милиции не проймешь, они начали проявлять своеволие, отказались подчиняться, выходить во двор, требовали, чтобы к ним не прикасались. Дело дошло до того, что этого молодого человека силой втолкнули в клетку и пообещали изолировать, если будет продолжать безобразничать.

Позднее из больницы прибыл Путинцев и документы, подтверждающие, что он трезв. Принесли акт, что машина исправна. В 19 часов его отпустили, и мы с ним поехали в Поклевскую. Молчали, лишь изредка я поглядывал на него. По лицу было видно, что в нем идет какая-то борьба. Глаза то широко откроются, то нависнут брови: переживает парень. Нет-нет, да и стукнет он по своим коленям, кряхтит, скрипит зубами, но молчит.

Идет снег, и снежинки при свете фар блестят серебром. Они не падают отвесно, а, как бабочки, порхают впереди нас, крутятся и теряются где-то сзади или садятся на верх машины, сдуваемые ветром.

30 ЯНВАРЯ.
Понедельник. Сильный мороз. Машины застыли. Костры горят под каждой. Хожу, как на иголках, вокруг этих машин, но все благополучно. Нога болит легче.

31 ЯНВАРЯ.
Холод, 32 градуса. То же, что и вчера. Я упорно занимаюсь. Пробую свое мужество - бросаю курить. День прошел - не курил. Хорошо, дышать легко. 
Встретил недружелюбный взгляд и ехидную реплику диспетчера Частник. Но я ей внушительно бросил комплимент, от которого ее покоробило, и она замолчала: как это так - я ей первым дал бой и одержал победу. Я знаю: она коварна и злорадна, она будет подстерегать мой простой и незлобный характер.

2 ФЕВРАЛЯ.
Опять небольшая стычка с Частник, и опять она "бита" и молчит. В своем предположении не ошибся. Для меня теперь совсем ясно, что причина ее придирок ко мне то, что она лишилась материальной выгоды, которую получала за счет эксплуатации машины забулдыги и пьяницы Козлова  и его бесчестных проделок. А я отправил Козлова в Камышлов. Думаю, что не ошибаюсь, зная совесть Частник. Буду внимательно следить, главное - за своими действиями.

День стоял теплый. Ночью шел снег и повеивала метель. Утром я предложил не посылать машины, предполагая "отсутствие" дорог. Частник не послушала меня, направила - и пожала плоды, пустые для дела. Зато много сил затрачено водителями, сожжено горючее и потрепаны машины.

Вечером смотрел кино "Красное и черное". Затрудняюсь оценить. Нужно посмотреть вторую серию.

10 ФЕВРАЛЯ. 
Я с шофером Захаровым ехал из Талицы в Поклевскую. День стоял морозный. Дул северный ветерок. Проехав Балаир, мы увидели на дороге трех женщин. Одна, раскинув руки, лежала и вся тряслась, а две других хлопотали беспокойно около нее. Мы остановились. Я выпрыгнул из машины и бросился к ним.
- В чем дело? - подходя, спрашиваю их.
Одна, с задорными глазами блондинка, лет двадцати девушка, сообщила:
- Схватки у нее.

Я обратил внимание на лежащую и трясущуюся (тоже лет двадцати) девушку. Бросилось в глаза, что живота у нее не было видно. Я подумал "родила, бедняга", но крика ребенка тоже не было слышно. Думаю - значит, мертвенький, и говорю девушкам:
- Так она что, уже родила, что скорчилась и трясется?
На страдальческом личике лежащей девушки отразилось чуть заметное подобие улыбки. Черная прядь волос выбилась из-под платка. Глаза закрыты, прямой нос поблескивает бледноватостью.
- Не знаем, не знаем! - заголосили испуганные подружки.

- Давайте в машину! - крикнул я. Открыли борт. Мы втроем легко и просто положили девушку на пол в кузов, туда же запрыгнули ее подружки. Я вскочил в кабину, шофер дал газу - и пошли кустики мелькать, а сердце тревожно бьется в груди. Всю дорогу я думал: "Вот женская доля! Жить природа требует, а мучений сколько!" Мы гнали к больнице, но вдруг на подъезде к столовой девушки застучали по крыше кабины. Я выскочил, чтобы узнать, в чем дело. И что же? Девушки, все трое, прыгали из кузова и лихо хохотали. Сквозь смех они поблагодарили нас, что подвезли, а сами чуть не падают от смеха над нами. 

Я понял их хитрый замысел и тоже начал улыбаться, а когда они мне все рассказали - мы также - вместе с Захаровым - посмеялись вдоволь. Дело в том, что они шли с птичника. Денег у них было - только пообедать. Если ехать на автобусе - нужно было платить, значит - остаться без обеда. Они пытались останавливать грузовые машины, но шоферы только газ прибавляли. Вот, они и пошли на хитрость - и доехали, и деньги на обед сэкономили.

4 ИЮЛЯ.
Сегодня, в 5.45 утра я проводил в самостоятельный жизненный путь свою старшую дочь. Ей 17 лет и шесть месяцев. Она комсомолка, с аттестатом зрелости. Впереди - двери института, если не дневного, то вечернего. Перед ней - трудовая деятельность. Выросли крылья дочери и она, кажется, спокойно делает взлет. А что же волноваться, бояться за свою судьбу в нашей Отчизне?

В добрый путь, милая дочь! Помни, что землю освещает солнце, а человека -  знания. Так сказал я ей в своем напутственном слове. Она покинула Камышлов, а завтра ее встречает Челябинск. Я не безразличен, скорее, взволнован: как-то она выйдет на хорошую, правильную, светлую дорогу жизни. Первые шаги  Жени в самостоятельной жизни, мне кажется, тоже не уверенны. Так же не смелы, как первые шаги 16 лет назад. За это я немножечко волнуюсь, но думаю, что если будут какие-либо неожиданные для меня и горькие моменты в ее вторжении в самостоятельную жизнь, - это даже, на мой взгляд, должно быть к лучшему. Пусть закаляется. В таком "горне" куется характер человека, нужный нашему обществу.

[БЕЗ ДАТЫ].
Политическая жизнь нашего народа после смерти Сталина в корне изменилась.  Постепенно проясняется, и дышать становится, как будто, легче. 

В этом году я кончаю свою стройку. Будущее свободно от тяжелого труда, впереди видны контуры облегченной жизни. Но меня до крайности смущает отсутствие продуктов в магазинах. Этот вопрос я задаю смелее, чем мог бы задавать несколько лет тому назад. 

Сегодня прочитал постановление ЦК КПСС  о ликвидации культа личности и его последствий в нашей стране. У меня, как и у сотен других людей, возникает вопрос: почему же этой политической болезни дали возможность так разрастись? Правда, ответ есть, но я скажу - ответ не совсем ясный.


Больше дневников отец не писал [О.Л.].





Комментариев нет:

Отправить комментарий